Различной степени значимости события с недавних пор происходят на Украине практически ежедневно, однако полноценно включить их в какую-либо общую предлагаемую на выбор гражданам картину мира, увы, не представляется возможным. Внимательный наблюдатель непременно будет замечать нестыковки и разрывы в понятиях, определениях и общей логике вещей тех, кто эти самые события освещает.
Так, в отечественных СМИ широкое распространение получила точка зрения, согласно которой на Украине произошла фашистская революция и отныне нацистские бандеровские каратели желают подавить непокорный антифашистский русский юго-восток.
Я много писал о том, почему нельзя воспринимать её серьёзно и, дабы не ограничиваться отсылками на разные публикации, изложу её вновь полностью и потезисно:
Во-первых, война на Украине – это война гражданская. Это не война русских с украинцами, не война национальных государств России и Украины, это наглядное проявление того самого противостояния, которое в скрытом виде проглядывает и в современном российском социуме.
Во-вторых, ввод российских войск на территорию сопредельного государства, находящегося в состоянии гражданской войны, принципиально не решит ничего. Даже если заветная мечта отечественных патриот-фантазёров внезапно сбудется и, например, луганщина окажется российской областью – это никоим образом не разрешит никакие из существующих противоречий. Подобные противоречия вообще не разрешаются силой оружия, и, в случае если нынешняя экономическая стагнация затянется на неопределённый срок или даже случится кризис – завтра в российском обществе они обнажатся точно так же, как в сегодняшней Украине.
В-третьих, если ввод войск всё-таки позволит избежать серьёзных жертв и защитить гражданское население –вводить войска необходимо. Однако считать подобное (весьма радикальное, кстати) действие панацеей от всех внутренних проблем Российской Федерации нельзя. Ввод войск не продемонстрирует нам силу российского государства и никоим образом не станет свидетельством того факта, что внезапно, после двадцати пяти лет своего существования, руководство «молодого российского государства» вдруг стало следовать его национальным интересам. Ввод войск станет лишь поводом для очередного дележа стремительно теряющих свою ликвидность активов, впервые ставших бесхозными после уничтожения Советского Союза.
В-четвёртых, решиться на подобный ввод войск современная российская власть не способна. Путин является законным наследником ельцинской политики и даже его мюнхенская речь никоим образом не изменила сложившуюся внешнеполитическую стратегию.
Ну и, наконец, в-пятых, для выхода из сложившейся ситуации русским и украинцам следует в первую очередь окончательно определиться с тем, какой они видят свою историю и выбрать вектор собственного развития. Именно это будет определяющим фактором для будущего взаимодействия. Без этого любое военное вмешательство рискует превратиться в бесконечную вялотекущую гражданскую войну на дотла выжженной территории.
Стороннему наблюдателю может показаться странным, что ещё вчера народы, считавшие друг друга братьями и одинаково ненавидевшие свои собственные криминально-олигархические власти, в преддверии военного противостояния внезапно призвали своих лидеров повести их на войну друг с другом.
Между тем, в истории подобное случалось многократно.
Всего каких-то сто лет назад, в период Первой мировой, множество великих европейских умов, поддавшись националистическому соблазну, поддержало развязывание одной из самых бессмысленных войн в истории человечества. Осенью 1914 года Ленин, увидев свежий номер Vorwaerts, ежедневной газеты немецкой социал-демократии, даже заподозрил российскую охранку в коварной подмене тиража, ведь в нём сообщалось, что тогдашние немецкие левые поддержали в рейхстаге проект выдачи правительству военных кредитов. Славой Жижек, восхищаясь твёрдостью ленинской позиции, пишет: «Насколько же трудно было тогда, во время военного конфликта, надвое расколовшего всю Европу, отвергнуть представление о том, что нужно встать на какую-либо сторону в этом конфликте и начать борьбу против «патриотического угара» в своей же стране!». Сегодня же, вместо попытки разобраться самостоятельно и выработать собственную точку зрения, стороны, как правило, привычно обмениваются оскорблениями и расходятся. Однако прояснения ситуации от этого почему-то не происходит.
Для человека хоть немного заинтересованного в происходящем, не поддаться окружающему безумию кажется задачей практически невозможной. Логика разделения полностью завладела дискурсом, мир разделился на «своих» и «чужих», и граждане даже в своей бытовой жизни очень быстро научились искренне радоваться смертям людей из противоположного лагеря. Предателем и русофобом теперь обзывают любого, кто посмеет призывать к отказу от военного вмешательства в дела сопредельного государства, а привычный уже спор патриотов и либералов отныне сводится к обвинениям друг друга в бесчеловечности.
- Эх, красиво в котле «укропов» покрошили!
- Всё же, не следует радоваться смертям молодых людей…
- Сами виноваты, в Европу захотели…
- Но ведь это – призывники, молодые люди, едва достигшие совершеннолетия! Маловероятно, что они являются проводниками европейского мировоззрения. И причем тут, простите, Европа?
- Американцы заварили эту кашу, а европейцы, дураки, поддержали их. Теперь из-за них призывники ослеплённые националистической пропагандой, запущенной местными олигархами при поддержке иностранных советников, стали солдатами. И теперь уже не приходится ожидать, пока эти солдаты начнут убивать людей.
- Но солдаты эти, позвольте заметить, сыны братского украинского народа. Не американцы, которые, как вы утверждаете, виноваты в происходящем, и не европейцы, которые очевидным образом будут получать с этого прибыль. В восемнадцать лет мало кто из нас мог похвастаться политической разборчивостью, однако мы с вами повзрослели и стали умнее, а погибшим не суждено повзрослеть никогда.
- Восстановим Русский мир – разберёмся и с иностранными партнёрами!
- Чем же военный конфликт поможет в восстановлении Русского мира и братских отношений? И что это, простите, за Русский мир такой, ради которого русский убивает украинца?
- А что ещё делать с этими фашистами? Видали, что они натворили в Одессе и Славянске?! Неужто вы будете их поддерживать? Ведь это – враги!
- Враги, говорите? Не хотите ли вы сказать, что мы находимся с Украиной в состоянии войны?
- Э, батенька, да вы национал-предатель и русофоб!
- А вы – фашист!
- Нет, фашист – это вы.
Масса исходных аргументов в таких дискуссиях взяты оппонентами без предварительного обсуждения, «по умолчанию», а потому любая попытка их найти между собой общий язык заранее обречена на провал. Любое обсуждение порождает собой больше вопросов, чем даёт ответов.
С каких пор на Украине провозглашен фашистский режим?
Почему президент России встречается с президентом якобы фашистского государства на международных мероприятиях?
В конце концов, зачем он торгуется с этими так называемыми фашистами за газ?
Ответов на все эти вопросы гражданам не предоставили, а задавать их считается дурным тоном. Глазом не успеешь моргнуть – мигом в предатели запишут.
Такая радикальность вполне простительна, если люди принимают непосредственное участие в военном противостоянии, активно разворачивающемся в реальном времени. Естественно, что ни солдаты, ни их командиры не имеют ни права, ни возможности искать философского обоснования своих действий. Потому-то и сводки с внезапно образовавшихся фронтов не сообщают обывателю практически ничего, лишь усложняя понимание, в то время как смысл самого противостояния по-прежнему остаётся неясным.
Несмотря на общую неясность, лозунги уже вброшены, ненависть возбуждена, а причины для неё предлагается выдумать самому. Украинцы названы врагами, и уже никому не интересно, что за последние годы именно Россия делала всё возможное для того, чтобы Украина могла существовать как самостоятельное государство, а сумма всех скидок и кредитов экономике Украины за последние десять лет, существенно превышает любую сумму, затраченную Госдепом США на распространение «революций». Какая разница, главное, что Русский мир, наконец-то, будет восстановлен.
Однако мы с вами, в отличие от них и от диванных воинов, раненных осколками смыслов и наглухо контуженных пропагандой, имеем реальную возможность трезво взглянуть на ситуацию со стороны и, не претендуя на полное и общее описание происходящего, хотя бы попытаться понять, что же происходит в сегодняшней Украине на самом деле.
Между тем, хоть сколь-нибудь внимательный взгляд на происходящее подскажет нам, что нынешний конфликт на Украине – это конфликт понятий, претендующих на всеобщую тотальность, но не имеющих при этом неникакого отношения к реальности.
С одной стороны виртуальных баррикад было вброшено понятие «Русский мир», из которого на каком-то основании были вычеркнуты украинцы, с другой – сами украинцы апеллируют к весьма умозрительной идее «единой Европы», в которой нет места «азиатам». На этом основании многие даже бросились объяснять происходящее извечной борьбой «востока» и «запада», Европы и Азии, шире – Евразии и Атлантизма. Тот факт, что Русский мир сегодня является чистой воды симулякром, а единой Европа может оказаться лишь по одному вопросу – вопросу недопущения современной Украины в ЕС, похоже, не волнует вообще никого.
Однако, вот какая проблема со всеобъемлющими терминами. Чем более они тотальны, тем меньше у них конкретных свойств, по которым становится возможно идентифицировать каждый конкретный описываемый ими объект. Если русскими названы все – то непонятно, кто тогда сами русские; а если европейцы – это все жители континента, то очень сложно понять, чем варшавский европеец отличается от московского, например, азиата.
Жан Бодрийяр в своей работе «Символический обмен и смерть» заметил, что современный мир лишь на первый взгляд можно назвать миром, где всё подвержено обмену, поскольку всё в нём участвует в непрерывном потоке объектов и имеет определённую стоимость. В казавшейся нам неумолимой логике реальности, между тем, имеются очевидные разрывы, поскольку становится буквально невозможным включить некоторые вещи во всеобщий капиталооборот.
Самой очевидной такой вещью, естественно, является смерть.
Индивидуум не может обменять свою смерть на иные ценности, поскольку сама смерть обнуляет ценность любых обмениваемых на неё предметов. Но и признать этот разрыв индивидуум не в состоянии, поскольку это автоматически повлекло бы за собой и признание того, что перед лицом смерти все так ценимые им предметы не значат практически ничего. Ну а поскольку смерть каждого из нас, увы, неизбежна, то и сама жизнь, воплощённая в ценности различных предметов, фактически не имеет цены. Само осознание этого факта означало бы практически признание полной неадекватности всей современной системы ценностей. Решиться на подобный логический шаг индивидуум не в состоянии, а оттого смерть вытесняется им на периферию сознания и тщательно скрывается, а из жизни удаляются любые о ней напоминания.
Однако окончательно преодолеть смерть невозможно, она непременно будет проявлять себя в окружающем нас мире, а потому, не имея собственного места в человеческом сознании, смерть незримо будет присутствовать везде. Бодрийяр подробно показывает, что вытесненная на периферию человеческого сознания смерть порождает страх, неизвестный человеку, который в предыдущие эпохи вынужден был сталкиваться с ней лицом к лицу. Так, стремясь максимально отстраниться от смерти, индивид растворяет её в своем сознании и делает неизбежным её присутствие везде.
Применяя подобную логику к любому понятию, стремящемуся стать тотальным описанием, можно весьма эффективно вычленять негативные стороны этого процесса. Так, например, классовая борьба в молодом советском государстве выродилась в тотальный и беспощадный террор по отношению к представителям самых различных социальных страт именно после принятия сталинской конституции и введения в неё тотального понятия «народ». Именно с этого момента «врагом народа» мог считаться не только эксплуататор и владелец средств производства, но и любой другой человек, не вписавшийся в критерии воображаемого сообщества «народ», конституируемого идеологами, подчинявшимся бюрократической верхушке. Как только террор был вычеркнут из философских трактатов, он стал незримо, но вполне реально присутствовать везде. Причем, та откровенность, с которой его существование подчеркивалось на раннем этапе становления советского государства (вспомнить хотя бы отличный фильм «Ленин в октябре», и замечательный отрывок оттуда, когда Ленин, прочитав про убийство крестьянами буржуев, отвечает, что это очень хорошее письмо), очень быстро сменилась стыдливостью, остроумно описанной Булгаковым в отрывке про странную квартиру в «Мастере и Маргарите» или изображенной Петровым-Водкиным на картине «Тревога».
Ровно таким же образом, все жители Украины в отечественном дискурсе стали считаться полноценными членами «Русского мира», из которого стало возможно вычленять «бандеровцев» и «западенцев», тем самым фактически лишая их права на существование на обозначенной территории. Точно так же и лидеры евромайдана объяснили украинцам, что они – европейцы, вычеркнув из этого понятия «ватников», «совков» и «колорадов», вне зависимости от территории их проживания.
Отныне мы в России обвиняем в фашизме украинцев, но с той стороны баррикад в ответ, к нашему удивлению, доносятся обвинения ровно в том же самом. Мы слышим обидные ругательства про великорусский шовинизм, аннексию, имперские амбиции, и, дабы заглушить доносящиеся звуки, сами что есть мочи орём в ответ про фашистов, бандеровцев и карателей. Бессмысленные дискуссии о происходящем сливаются в один всеобщий гомон, в котором по ключевым словам распознаются идеологические воззрения вопящих:
- Захватили Крым!
- Вернули своё!
- Ввели войска!
- Был референдум!
- Был голодомор!
- А вы убили людей!
- Террористы!
- Каратели!
- Фашисты!
- Хунта!
-Ко-ко-ко!
- Ла-ла-ла!
Принципиальная оппозиция утвердилась на уровне логики и лексики, и на горизонте появилась фигура Другого. Никакой, даже самой правильной и миролюбивой внешней политикой это уже не исправить, ибо исправить его мы пытаемся, находясь в принципиально новой системе координат с двумя наличествующими противоположными полюсами. Мы объясняем конфликт, обращаясь к самому конфликту, замыкая порочный круг и тем самым увеличивая разрыв. Контрастное мышление – есть мышление войны, и как только идея об Украине как о принципиально другой стране завладела массами, вернуть ничего уже невозможно.
Если появился Другой – ни о каком братстве речи идти не может.
И отныне Украина, как политический Другой, подается в российских информационных сводках, как полная противоположность России: нестабильная маленькая страна с толстеньким комичным президентом. Что-то сродни Сомали, внезапно образовавшегося рядом с русскими границами.
В этом смысле фашизм на Украине, так старательно лелеемый отечественными пропагандистами, есть лишь перенос самых негативных собственных черт коллективного бессознательного на фигуру Другого, который оказался вычеркнут из всеобъемлющей тотальности определения. Населению усердно показывают самых различных радикалов и фриков, кричащих что-то про «Хероев и сало», как будто те же люди не видели кадры с недавнего русского марша, на котором с аналогичными выражениями лиц абсолютно такие же школьники скакали по Москве с воплями «Кто не прыгает – тот чурка».
Основными аргументами в пользу утверждения про «украинский фашизм» являются эмоциональные и яркие выкрики о том, что там убивают гражданских людей. Дескать, по той, принципиально Другой стране, преспокойно разъезжают легионы фашистов-карателей, не подчиняющихся государственным силовым структурам. Однако, даже если это и так, то вооруженные до зубов отряды, исповедующие человеконенавистническую идеологию – это результат не фашизма, но беззакония. Это не немецкие «порядок и дисциплина», не итальянское «Дуче всегда прав». Это вполне себе украинское гуляй-поле, плодородная земля для взращивания самых разных радикальных идеологий.
Фашизмом подобное можно называть исключительно метафорически, как называют фашизмом всё неприемлемое и античеловеческое.
Между тем фашизм реальный имеет несколько неотъёмлемых ключевых свойств:
Во-первых, фашистское государство – тоталитарно, и здесь как раз тот самый редкий случай, когда этот затасканный различными либеральными идиотами термин используется корректно. Оно, это фашистское государство, не просто имеет возможность беспрепятственно вмешиваться в личную жизнь людей, но ставит подобное самой целью своего существования. Смысл тоталитарного государства как раз в том, чтобы личного больше не было.
Муссолини утверждал: «Для фашиста все в государстве и ничто человеческое или духовное не существует и тем более не имеет ценности вне государства. В этом смысле фашизм тоталитарен и фашистское государство, как синтез и единство всех ценностей, истолковывает и развивает всю народную жизнь, а также усиливает ее ритм».
Во-вторых, управляет этим фашистским государством одна-единственная партия, подчиняющаяся, соответственно, одному единственному лицу. Всем известен лозунг Геббельса: «Один народ, одна раса, один фюрер», однако мало кто, прежде чем обвинить соседа в фашизме, способен ознакомится с первоисточниками:
Да разве вообще колеблющееся большинство людей может всерьез нести какую-либо ответственность? Разве не ясно, что сама идея ответственности связана с лицом! Ну, а можно ли сделать ответственным практического руководителя правительства за те действия, которые возникли и были проведены исключительно вследствие желания или склонности целого множества людей?
Ведь все мы знаем, что задачу руководящего государственного деятеля в наши времена видят не столько в том, чтобы он обладал творческой мыслью и творческим планом, сколько в том, чтобы он умел популяризовать свои идеи перед стадом баранов и дураков и затем выклянчить у них их милостивое согласие на проведение его планов.
Разве вообще можно подходить к государственному деятелю с тем критерием, что он обязательно должен в такой же мере обладать искусством переубедить массу, как и способностью принимать государственно мудрые решения и планы?
В-третьих, фашизм безусловно элитарен. В противовес постулируемому равенству возможностей либеральной демократии и фактическому равенству социализма, фашизм ставит своей целью принципиальное неравенство, никоим образом не пытаясь его ни скрыть, ни приукрасить.
В-четвёртых, идеология фашизма непременно обращается к примордиальным традициям и языческому типу мышления. Новый человек фашизма – это принципиальный язычник, белокурая бестия, не знающая христианской любви и сострадания. Бог в фашизме – не всепрощающий Творец монотеизма, но злобный и мстительный демиург язычества. Все нацистские апелляции к свастике, черному солнцу, Гиперборее и иным оккультным символам и текстам, известная любовь Гитлера к Вагнеру и ранней немецкой мифологии – всё это в своё время было прекрасно разобрано, например, Карлом Густавом Юнгом, поставившим очарованному пропагандой коллективному бессознательному немецкого народа окончательный диагноз. Юнг заявил, что Гитлер выступил перед угнетёнными немцами в качестве шамана, и именно в этом качестве открыл для народа глубины его собственной души.
В-пятых, фашизм призывает к консервативной революции, идее возвращения человечества к его Золотому веку. Сама временная топика в фашизме отличается от современных прогрессистских моделей социального бытия. Основная идея фашизма заключается в том, что все вещи свете изначально были идеальны, но испортились с течением времени. А потому для «исправления» этого испорченного мира необходимо посредством исповедования истинных ценностей вернуться к идеальному состоянию уже практически ушедшей в небытие из-за кровосмешения нордической расы.
Как нетрудно догадаться, ничего подобного на Украине сегодня нет и быть не может.
Тоталитарным государством в истинном смысле этого слова сегодняшняя Украина не является. Страной не руководит одна единственная партия. Напротив, сообщают, что Порошенко в парламенте может рассчитывать максимум на 30 верных соратников, а потому вынужден создавать блок с Луценко, а «Удар» и «Батькивщина» вынуждены смириться с падением популярности их лидеров и искать новые способы завоевания голосов электората. Назвать же фюрером нынешнего украинского Вилли Вонку, может только человек, окончательно потерявший связь с объективной реальностью.
Элитаризм и идеи консервативной революции – одни из основных ключевых черт фашистского государства – вслух не декларируются. Мало того, Украину накануне Майдана, один из отечественных публицистов метко прозвал «русской Мексикой» за предоставляемую в ней свободу действий, подчас граничащую с беспределом.
Тут могут возникнуть возражения о том, что на Украине в действительности осуществлялись попытки обращения к радикальному национализму и язычеству, запомнившиеся российской общественности по таким мемам, как «боевой гопак» и «протоукры». Однако, обзывать соседа фашистом, обращаясь к деятельности фриков от официальной истории, как минимум, неразумно.
Да, на Украине распространена и усердно культивируется абсолютно безумная националистическая русофобия. На этом основании даже можно утверждать, что Украина, отравленная западническим галицийством, стала националистической русофобской страной. Однако, как бы это не показалось странным, русофобия сама по себе не является доказательством становления фашизма. Да, фашисты были русофобами, но не все русофобы от этого – фашисты. Русофобами могут являться вполне либеральные политические деятели, а культурный расизм в принципе является неотъемлемой частью всей европейской цивилизации.
Русскому человеку не легче от того, будет ли он атакован с фашистом или просто русофобом, однако до того, как бросаться на соседа с оружием, отчего бы не назвать вещи своими собственными именами? Вопли давящих на эмоции пропагандистов о том, что, дескать, фашизм – это когда убивают людей, следует признать несостоятельными.
Демократия при необходимости, весьма справляется с массовыми убийствами самостоятельно. Не верите – спросите у женщин Сербии или детей Ирака.
К тому же, серьёзные вопросы вызывает отечественная когорта из публицистов и философов, вызвавшихся на интеллектуальную битву со злом. Простите, но всерьёз воспринимать философа Александра Дугина, редактора газеты «Завтра» Александра Проханова, основателя национал-большевистской партии Эдуарда Лимонова или коллектив журнала-альманаха «Однако» (один из недавних номеров которого вышел под названием «Консервативная революция») как антифашистов невозможно, для этого необходимо окончательно потерять разум.
Не очень понятен, к тому же, статус ополченцев, воюющих с регулярной армией Украины.
Можно ли всерьёз называть ополченцев – антифашистами?
Являются ли ополченцы – сепаратистами? А террористами?
Правомерно ли называть российских добровольцев агентами влияния империи, или же это – благородные революционеры-авантюристы, прибывшие бороться с несправедливостью?
Известно, что идейные анархисты интербригад Испании были преданы советским руководством, а лидеры их уничтожены. Под впечатлением от этого события Оруэлл позже напишет свой знаменитый «Скотный двор» о бюрократическом вырождении политической верхушки. Сегодняшние же молодые идейные юноши и девушки преданы российской властью уже изначально. Никакой революционной борьбы и интернационального антифашистского движения не подразумевается в принципе. Утверждать это по-настоящему горько, однако понять это необходимо. Новороссия, буде даже она образована на территории нынешней Украины, не сможет самостоятельно избежать логики капитализма, а значит, станет лишь небольшим государством, полностью зависимым от российской внешней политики, население которой рискует быть в любой момент уничтоженным националистическими властями дурного соседа. Жизнь в ней при этом не станет ни свободней, ни справедливей.
Господа Бородай, Пушилин и многие другие, стремительно набирающие вес политические деятели нового территориального образования, не являются социалистами-революционерами, борющимися за освобождение народа от гнета и тирании. Их регулярные поездки в Москву для консультации с Кремлём, связи с силовыми ведомствами России и наглое бахвальство этим фактом без какой либо попытки хоть каким-то образом скрыть его, говорит строго об обратном. Лидеры нынешнего восстания на Украине – всего лишь агенты влияния России на территории украинского государства.
Широко распиаренный отечественными средствами массовой информации господин Стрелков – это не отечественный Фидель, и никогда им не будет. Фидель высадился на Кубу на яхте «Гранма», имея под своим командованием всего 82 бойца и без поддержки иностранного государства. Спустя три дня после высадки от его отряда осталось три человека и две винтовки, через пару дней его брат Рауль прибыл на место назначения с пятью винтовками. Однако своими действиями он сумел поднять общенародное партизанское восстание и осуществить революцию.
Потому что полноценно воевать с восставшим народом слабая реакционная власть неспособна. А для того, чтобы восстать, народу необходимо знать, что он воюет за правое дело.
Пока же всё, чем могут похвастаться нынешние руководители Новороссии – это лишь фактом российского гражданства и тем, что в российском медиа-поле до сих пор неизвестно ни об одном украинце-лидере восстания. Их усилиями социальный протест против новой украинской власти трансформируется во вполне себе национальный конфликт русских и украинцев, которому затем придается антифашистская риторика.
Не имеет значения, засланы ли командиры ополчения российскими властями (как утверждает украинская пропаганда) или являются добровольцами (как принято считать в России). Эти люди изначально прибыли на Украину в расчёте на военную помощь от российского государства и, если прислушаться к их публичным заявлениям, сожалеют они лишь о том, что Россия им помогает недостаточно. Объективно говоря, в данный момент на Юго-Востоке воюют люди под командованием российских граждан и вооруженные при поддержке России.
В результате сложилось положение, в котором украинец отныне считается не просто представителем иного народа, а принципиально Другим, и очень скоро украинцы в массовом сознании станут для русских практически их антиподами. Радикальные украинские западенцы желали подобного разрыва веками, однако окончательно оформить его удалось отечественным пропагандистам.
Возможно, единственный способ для населения Юго-Востока, да и всей Украины, сделать свою борьбу действительно справедливой и по-хорошему идеалистичной – это отказаться от всякого напускного идеализма. Безусловно, русские на территории Украины должны иметь право на национальное самоопределение. Однако помимо этого, они должны иметь и иные социальные права и гарантии. Быть может, борьба за реальные и вполне себе материальные интересы, без попыток приплести к ним идей национализма, единой европейской державы, противостояния Запада и Востока, русского мира и прочих симулякров, приведёт к тому, что мы в какой-то момент перестанем фантазировать и хотя бы попытаемся понимать.
Отсутствие адекватного вектора для развития – это наша общая беда и решать её мы должны все вместе.
Известно два распространённых способа взаимодействия с Другим.
Первый – радикальное отвержение другого. В нашем случае это означает либо принудительную русификацию Украины после ввода войск на её территорию (маловероятно), либо сдача «русских» по национальному составу территорий и молчаливое позволение её «украинизации» (вероятно чуть более).
Второй – признание равнозначности Другого и взаимодействие с ним. В нашем случае это значит признание Украины как национального государства и холодная конкуренция с ним на уровне взаимозачётов. Всё как во взрослом мире, стоит одному оступиться – международные партнёры по отношениям немедленно воспользуются проявленной слабостью в собственных интересах. А значит – никаких больше скидок за газ и неоправданно щедрых кредитов.
Между тем, за очевидными способами взаимодействия, где-то на глубине братских взаимоотношений прячется и третья возможность взаимодействия. Говоря философским языком, она выражается в том, чтобы преодолеть навязанную дуальность путём весьма непростой логической операции слияния.
Это означает, что для начала следует объективно признать существование некоторого разрыва. Стоит сказать самим себе и друг другу, что мы – разные народы, но разные лишь отчасти. Между нами можно провести некоторое различение, но различение это не будет радикальным различием.
Мы – не один народ, но народы разные, и каждый из нас имеет право на самоопределение. Однако мы – братские народы, это следует признать тоже.
Мы – не чужие друг другу, и в каждом из нас очевидным образом присутствует часть друг друга. Почти каждая российская семья имеет какие-либо родственные связи на Украине и, есть впечатление, что практически у каждой украинской семьи есть родственники в России.
Радикальные националисты есть и на Украине, и в России, и обе наших страны одинаково подвержены угрозе прихода нового фашизма. Но сегодняшняя Украина – это ни в коем случае не Германия тридцать седьмого. Ближайшая и гораздо более полная аналогия происходящему – это Россия в девяностые.
Стремление в «общий европейский дом» при риске потери страной своей территориальной целостности, абсолютно безумный парламент, припадки националистического угара, кровопролитная «антитеррористическая операция» у южных границ, более похожая на полноценный военный конфликт и общее впечатление, что население страны буквально сошло с ума.
Происходящее сегодня на Украине – результат предательства, произошедшего более двадцати назад, когда вопреки воле народа, изъявленной путем референдума, путем преступного сговора в Беловежье было расчленено на части государство, общее для украинцев, русских, а также множества других народов.
Хочется верить, что предательство это нам когда-нибудь удастся изжить.
Post Scriptum
Киевляне 15 июля почтили память москвичей, погибших в результате аварии в московском метро, возложив цветы у российского посольства. Если мы ещё способны сострадать друг другу – шанс у нас всё-таки есть.
Свежие комментарии